Я не безжалостный человек. Легкое наказание могло бы вылечить привычку Феникс исчезать без разрешения, но оно не защитит ее от опасности быть использованной в качестве пешки.

Она остается на месте, ожидая, когда я возьму свои слова обратно. Вместо этого я отхожу от двери, давая ей возможность потянуть за ручку.

— Верно, — она кивает, ее губы сжимаются. — Тогда я пойду.

Феникс пересекает комнату, расправив плечи. Когда она приближается на расстояние вытянутой руки, я говорю:

— Еще кое-что.

Ее огромные серые глаза встречаются с моими.

— Что?

— Держись подальше от Вира Бестлэссона.

Ее брови опускаются, и она поднимает подбородок с вызывающим взглядом.

— Почему?

— Потому что он и его семья опасны.

Феникс фыркает от смеха.

— Все здесь связаны с одним или несколькими крупными преступными кланами. Это тебе не Лондонская школа финансов.

— Следи за тоном, — рычу я.

Она делает шаг вперед, затем еще один и кладет обе руки на бедра. Все признаки покорности исчезают, сменяясь чем-то свирепым.

— Ты не можешь указывать мне, что делать. Наша договоренность была чисто деловой.

— И все же ты недовольна именно тем, что кто-то, кроме меня, назвал тебя шлюхой.

Она вздрагивает.

— Но ты не отрицал этого.

— Думай, Феникс, — я похлопываю ее по голове. — Примени свой блестящий ум к чему-то, кроме курсовой работы.

Феникс поджимает губы и раздувает ноздри, как будто то, что я сказал, было оскорблением. Она дышит так тяжело и быстро, что я сопротивляюсь желанию уложить ее на диван. Вместо этого я хватаю ее за запястье, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

— Отпусти меня, — она пытается выдернуть руку.

— Нет, пока ты не послушаешь, что я скажу.

— Что? — рявкает она.

— Человек, который вошел в мой дом, был соратником моего злейшего врага, — я говорю сдержанно, потому что слишком подробные разговоры о Криусе заставляют меня терять самообладание.

— Кого?

— Тебе не нужно этого знать, — отвечаю я. — Только хочу сказать, что мой выбор не бросаться защищать тебя был стратегическим.

Ее горло напрягается, когда она сглатывает.

— Тогда почему ты мне платишь?

Теперь моя очередь удивляться.

— Кажется, я припоминаю, как надменная юная леди ворвалась в мой кабинет, шантажируя меня деньгами и сексуальными услугами.

Румянец на ее щеках становится восхитительно пунцовым. Понятия не имею, о чем она думает, и использует ли она вообще рациональное мышление, но, очевидно, слово «шлюха» зацепило.

— Тебе не приходило в голову, что денежное вознаграждение — это обмен властью?

— Что это значит?

— Деньги — это способ выразить признательность другому человеку. Я оплачиваю расходы матери, но это не предполагает никаких сделок. При помощи денег я пытался сделать твою жизнь комфортной.

Она моргает быстрее, чем обычно, словно обдумывая мои слова.

— Значит, ты никогда не воспринимал меня, как проститутку? — шепчет она.

— Если бы ты была оплачиваемым профессионалом, мы бы заключили соглашение и обсудили все подпункты, — говорю я, сохраняя спокойствие. — У нас все было спонтанным, и я подумал, что тебе нравится играть со мной так же, как и мне с тобой.

Ее губы дрожат, а глаза становятся влажными. Вид ее такой расстроенной — как удар под ребро. Вновь приходится вспомнить о матери в лапах этого ублюдка, чтобы не притянуть Феникс в объятия.

— Тогда почему ты позволил этому мужчине назвать меня шлюхой? — последнее слово вырывается болезненным хрипом, который скрежещет по моей совести.

Если бы только Феникс знала, что я сделал с тем мужчиной наверху на кухне. Зубы сжимаются. Если она узнает, то не перестанет кричать от ужаса. Я должен заставить ее уйти сию же минуту, но она должна знать, что мое молчание в понедельник утром никоим образом не было знаком согласия.

— Я вел себя так, будто ты наемная сабмиссив, и чтобы быстро увести его подальше от тебя.

— Значит, ты не думал, что я шлюха? — спрашивает она, как будто мой первый ответ не был достаточным подтверждением.

— Никогда.

Она сокращает расстояние между нами и вот, мы уже дышим одним воздухом. Примерно в этот же момент я понимаю, что все еще держу ее за запястье, но не могу отпустить. Напряжение в комнате нарастает, давит с силой, которой я едва могу сопротивляться.

— А деньги были чем-то вроде языка любви?

— В каком-то смысле.

— Оу.

— Ты будешь держаться подальше от Вира Бестлэссона?

— Конечно, — говорит она хриплым шепотом и кладет руку мне на грудь.

Тепло ее ладони просачивается сквозь хлопок рубашки и заставляет мое сердце биться быстрее. Стояк упирается в ширинку, сообщая, что я облажался. Я перестарался, заверяя Феникс, что не считаю ее шлюхой, и теперь она хочет, чтобы я вернулся.

Было бы так легко возобновить наши отношения, рыкнуть на нее, заставить встать на колени и сосать мой член. Еще проще нагнуть ее над столом и трахать до тех пор, пока она не поклянется жизнью никогда не связываться с Бестлэссонами.

Но я не могу.

Зрачки Феникс расширяются, радужные оболочки превращаются в крошечные серые кольца. Готов поспорить на каждый свой биткоин, что она мокрая.

Я сжимаю челюсти так сильно, что боль распространяется вниз по шее. Соблазн настолько силен, мне приходится еще раз напоминать себе о фактах. Пока я не найду Криуса и не закопаю его в землю, он будет использовать любые мои привязанности в качестве рычага для контроля.

Этот человек потерял своего законного сына в тюрьме «Сикрофт», и он отчаянно нуждается в его освобождении. Я не позволю Феникс попасть в его лапы.

Когда она движется вперед и поднимается на цыпочки, я крепче сжимаю ее запястье, пока она не вздрагивает.

— Можете идти, мисс Шталь, — протягиваю я. — Вы более не представляете для меня интереса.

Я поворачиваю голову, не желая видеть, как искажается болью это красивое лицо.

— Иди на хуй, — рычит она и выбегает из комнаты.

Глава 38

ФЕНИКС

Я выхожу в коридор, оборачиваюсь, чтобы сказать последнее слово. Но тут мягкое тело врезается сзади, и я поворачиваюсь, встречаясь с озорными темными глазами Талии Грейс.

— Чего так спешишь? — говорит она, и ее слова полны намеков.

— Что тебе надо? — швыряю в ответ я.

Она отстраняется и морщит нос.

— Прошу прощения?

Я перевожу взгляд с профессора Сегала, стоящего в дверях, на Талию, которая искоса смотрит на румянец, растекшийся по моей груди, так, будто она только что раскрыла мой самый грязный секрет.

Дерьмо.

— Я пришла пожаловаться, что получила «тройку», — выпаливаю я.

— Забавно, — говорит она с легкой улыбкой. — Профессор Сегал поставил мне «пять».

— Я отчетливо помню, что Ваше эссе не заслуживало даже «три», — говорит он. — Обе освободите коридор и передайте сокурсникам, чтобы они не приставали ко мне с оценками.

Он исчезает в кабинете и закрывает дверь. Механизм проворачивается со щелчком, говоря, что он больше не в настроении болтать.

— Какого хрена, — бормочет она.

Я поворачиваюсь на каблуках и иду по коридору к лестнице.

— Эй, ты, — говорит она.

Я почти оступаюсь, но пытаюсь не останавливаться.

— Что?

— Меня он не подпускал к своему кабинету, с чего вдруг впустил тебя?

— Не знаю, — говорю я не задумываясь. — Может быть, потому что я лучше справляюсь с эссе?

— Или лучше лижешь банан.

— Ну да, ты точно знаешь, — ответ уровня детской площадки срывается с губ. Отчасти потому, что ее обвинение правдивее, чем она могла себе представить, но в основном потому, что из меня дерьмовая врунья, так ко всему я еще и краснею.

— Эй, — она хватает меня за руку.