Пот выступает на лбу. Что я говорила? Мой разум воспроизводит последние несколько секунд.

— Ты смотришь на меня так потому, что ответ очевиден?

Он поднимает бровь.

— Эй, — если бы я могла собраться с силами, чтобы ткнуть его в грудь, я бы это сделала, но мои руки налились свинцом. — Если девушка напивается, то это не означает, что ее нужно похитить.

— Никто не похищает, как ты красноречиво выразилась, то, что уже ему принадлежит.

Моя кожа натягивается, хотя не могу сказать, то ли это из-за напряженности его взгляда, то ли из-за его заявления о собственности. Воспоминания прошлой ночи просачиваются сквозь какофонию боли. В основном это Аксель и Вир, флиртующие со сцены, и свидание профессора Сегала с доктором Раринг.

— Что ты делал с лектором по маркетингу?

— Мы разговаривали об этом прошлой ночью, — отвечает он, его голос наполнен мрачным весельем.

— Я не помню.

— И вряд ли вспомнишь.

Мои зубы клацают.

— Вы были на свидании?

— И с доктором Ксандером за компанию?

— Не знаю, — взгляд падает на одеяло цвета слоновой кости, сделанное из крошечных шелковых квадратиков.

Фух. Мои легкие сдулись под натиском смущения. Я веду себя слишком капризно, особенно, если учитывать, что нас с профессором Сегалом объединяет всего лишь договоренность.

Конечно, он утащил меня с улицы, ведь я, черт возьми, продалась ему за две тысячи фунтов стерлингов в месяц.

— Забудь об этом, — бормочу я.

— Мисс Шталь, — резкий голос пробивается сквозь мое угрюмое настроение.

Я выпрямляюсь.

— Да, сэр?

— Мы с доктором Ксандером планировали выпить по чашечке кофе в субботу. Насколько я был осведомлен, должны были быть только мы вдвоем.

Тяжесть в груди уменьшается, и я наконец могу расслабиться. Смотрю в его смеющиеся глаза и улыбаюсь.

— Как твоя голова? — он спрашивает.

— Весьма дерьмово.

— Возможно, в следующий раз лучше не наливать шнапс в кофе.

Вздрагиваю при воспоминании о том, как пила его. Неудивительно, что сегодня утром я чувствую себя так ужасно.

— У тебя есть аспирин?

— Это последнее, что нужно принимать натощак, — он поворачивается и идет к двери.

— Куда ты уходишь? — спрашиваю я, скользя взглядом по его широкой спине и задерживаясь на тугой заднице под серыми спортивными штанами.

— Хочу принести средство от похмелья, после которого тебя не вывернет наизнанку.

— Э… хорошо, — снова откидываюсь на подушки и осматриваюсь.

Комната могла бы послужить съемочной площадкой для фильма «Красавица и чудовище», только вот она полностью лишена цвета. Единственное исключение, — это серебряное напыление вокруг изголовья кровати и на изогнутых ножках мебели.

Она сдержанная и элегантная, как и сам профессор Сегал, но при детальном рассмотрении оказывается замысловатой и творческой. Богатые карнизы украшают потолок и обрамляют зеркала. Все это гармонично сочетается с красивой хрустальной люстрой.

Это полная противоположность здания, которое я раньше называла домом, там все было разношерстным и грязным. Сердце сжимается при мысли о папе. Не то чтобы я скучала по этому жалкому мудаку, но эмоции, которые я пыталась заглушить выпивкой прошлой ночью, всплывают на поверхность.

Я в самом деле думала, что профессор Сегал отверг меня. В горле становится ком, а глаза горят. Я никогда не плачу. Но когда опускаю голову, на один из шелковых квадратов падает слеза.

— Какого хрена? — тру глаза тыльной стороной ладони, но от этого становится только хуже.

Мягкие шаги разносятся по комнате.

— Все в порядке?

— Да, — говорю я голосом, полным эмоций. — Просто голова болит.

Он ставит серебряный поднос на тумбочку и скользит пальцами мне вверх по шее. Я вздрагиваю, когда он поднимает мой подбородок, чтобы наши взгляды встретились.

— Скажи мне, что не так.

Золотые блики в его глазах горят ярче утреннего солнца, окрашивая радужку в ярко-бирюзовый цвет. Не знаю, в ярости он или раздражен, но я не могу быть причиной его угрюмого настроения.

Мой взгляд падает на острую скулу, и я отвечаю:

— Ничего.

— Я не спрашиваю дважды.

Сглатываю.

— Это действительно не важно, — прежде чем он скажет что-то, от чего у меня по коже побегут мурашки, я добавляю: — Прошлой ночью в моей голове пронеслись всякие глупости.

— Продолжай.

Я качаю головой.

— Папа либо заблокировал меня, либо изменил номер, либо кто-то уничтожил его телефон. Я не знаю. Я увидела тебя с ней прошлой ночью и подумала, что история повторяется. Ну знаешь, в один момент человек увлечен мной, а в следующий уходит и даже не оборачивается.

Профессор Сегал убирает руку.

— Так я похож на твоего отца?

— Нет, — говорю я, решив не упоминать слово «папочка». — Мой папа был придурком, а ты…

— Тоже придурок?

Мои глаза ловят его взгляд.

— Хм?

— Прошлой ночью ты назвала меня придурком.

— Это не похоже на меня.

— Сомневаешься в моих словах? — он поднимает бровь.

— Нет, — выпаливаю я.

Он поворачивается к тумбочке и берет стакан.

— Выпей это.

Мой нос морщится.

— Могу я спросить, что это?

— Коктейль, который я считаю в самом деле эффективным, — говорит он, улыбаясь. — Томатный сок, сельдерей, немного корейской груши и щепотка женьшеня.

— Это правда помогает?

Он подносит стакан к моим губам.

— Попробуй сама.

Делаю глоток, ожидая, что на вкус коктейль будет как холодный суп, но, к моему удивлению, он легкий и напоминает водянистую сальсу.

— Неплохо.

— Рад, что заслужил твое одобрение, — говорит он с легким смешком, но стоит надо мной, пока я допиваю весь стакан.

— Спасибо, — откидываюсь на подушки и вздыхаю.

— Теперь вода, — он поднимает огромный стакан и заставляет сделать несколько глотков.

Как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается проявить милосердие и оставить меня наедине со страданиями, он забирается на кровать и укладывает меня на свое голое тело. Моя голова лежит на сгибе плеча, а грудь прижата к его боку.

Я таю на профессоре и вздыхаю. Это самая большая близость, которую я ощущала к кому-либо за всю свою жизнь. Я могла бы так легко привыкнуть к тому, что он обнимает меня вот так.

— Расскажи мне о своем отце, — его глубокий голос резонирует в воздухе.

— Ты что, — бормочу я ему в шею. — Психолог?

— Если хочешь, — отвечает он легким голосом. — Вы были близки?

— Нет, — кладу руку в ямочку между его грудными мышцами. — Да. Не совсем.

— Звучит противоречиво.

Я вздыхаю.

— Все сложно.

— Просвети меня.

— Всегда были только я и он, сколько себя помню.

— Где твоя мать?

— Где-то, — бормочу я. — Все, что осталось от нее, — это имя и несколько фотографий.

Профессор Сегал молчит. То ли это намек продолжать говорить, то ли он обдумывает мои слова, я не могу сказать наверняка. Но приятно разговаривать с кем-то, кто не будет слишком остро реагировать.

— Он был нормальным, наверное. Немного холодным, скупым и много разглагольствовал о женщинах. Но у меня был только он, верно?

Он издает звук согласия.

— Иногда мне хотелось, чтобы он упал замертво. Он обзывал меня всевозможными ужасными словами, — сжимаю зубы. — Один раз он угрожал продать меня этому жуткому сутенеру Криусу Ваниру.

Профессор Сегал напрягается, будто затаив дыхание.

Я съеживаюсь от того, что рассказала слишком много. Теперь он подумает, что папа поймал меня за чем-то гнусным.

— Это была всего лишь угроза, — слова натыкаются друг на друга. — Не то, чтобы я сделала что-то плохое. Ему просто не нравится, когда я одета как нормальная девушка.

— Отсюда и одежда из воскресной школы, в которую ты была одета в день нашей встречи.

Я смеюсь.

— Это самый простой способ сделать так, чтобы он отстал. Я приезжала домой только потому, что он настоял, чтобы я каждую неделю просила деньги на продукты. Но однажды он просто исчез.